Г. Васильев
{jcomments on}(Продолжение. Начало в №4.)
Итак, только появление компьютеров и компьютерных систем создает технические предпосылки социализма и кладет начало перехода человечества к нему. До Научно-технической революции (НТР), начавшейся во второй половине XX века, никакое пролетарское восстание - даже если бы оно победило во всем мире - не смогло бы расчистить человечеству дорогу к бесклассовому обществу. А это, в свою очередь, означает, что даже если до начала НТР пролетариату и случалось на какое-то время захватывать политическую власть в тех или иных регионах, то в этом еще не было ничего социалистического.
Тут мне сразу же готов возразить товарищ Инсаров (см. «ПР» №4, «Ответ товарищу Васильеву»):
«Хочет ли Г. Васильев сказать, что в таких мерах, как разрыв межклассового мира и национального единства; отвержение патриотизма; захват власти пролетариатом, организовавшимся в Советы и возглавляемым революционной партией; разрушение буржуазного государства; создание Коммунистического интернационала; помощь зарубежным пролетарским революциям, если надо, то и прямой вооруженной силой; пролетарская диктатура и Красный Террор; разгон Учредительного собрания и подавление реформистских партий – что в этих мерах не было ничего социалистического, и что в грядущей социалистической революции пролетариат предпримет какие–то другие меры?Буржуазные революции потому являются буржуазными, что в силу неизбежных объективных условий приводят к победе буржуазного строя, а не потому, что совершаются буржуазией. Напротив, каждая радикальная, великая, доведенная до конца буржуазная революция делается плебейскими, крестьянскими, пролетарскими массами против верхов буржуазии. Именно поэтому, по словам марксистского историка Французской революции Д. Гэрэна, настоящая буржуазная революция содержит в себе зародыши революции социалистической. Это относится даже к Французской революции, и уж тем больше к революции Октябрьской».
Для того, чтобы выяснить, кто из нас прав - Инсаров или я, необходимо сначала четко различить те два разных значения, в которых последователи исторического материализма употребляют слово «революция». В первом из них «революция» означает переход от одной общественно-экономической формации к другой (в случае с социалистической революцией - переход от классового общества к бесклассовому); во втором - переход политической власти из рук одного класса в руки другого, изначально подчиненного первому. Чтобы легче было различать, какое именно значение придается в том или ином случае этому слову, зачастую делают так: когда речь идет о первом значении, говорят «социальная революция», а когда о втором - «политическая революция».
Поскольку в разных формациях основные эксплуататорские и эксплуатируемые классы всегда разные, то это значит, что в процессе перехода от одной формации к другой обязательно происходят переходы политической власти от прежних господствующих классов к новым, которые изначально, когда они еще только формировались, были политически подчинены первым. Это означает, что социальная революция обязательно включает в себя политические революции. Следует особо подчеркнуть, что политические революции, происходящие во время революции социальной, являются лишь одной из ее сторон и вовсе не исчерпывают всего ее содержания (которое заключается в переходе на новый, более высокий уровень развития производительных сил и производственных отношений - а значит, и к новой классовой структуре общества; при этом в ряду социальных революций особняком стоит социалистическая революция, представляющая собой переход не к очередной формации классового общества, но к обществу без классов).
Следует также отметить, что политическими революциями обычно - и зря - называют лишь отдельные кратковременные этапы длительного, идущего с остановками и даже с временными возвратами назад (контрреволюции, когда власть временно возвращается к тем эксплуататорским классам, которые обладали ею прежде) процесса перехода политической власти от одних классов, экономически и политически господствовавших в прежней формации, к другим. Так, например, говорят о Великой Французской революции 1789-94 гг.; на самом же деле социальная революция во Франции - то есть переход от феодализма к капитализму в этой стране и формирование французской нации - происходила в течение нескольких столетий, примерно с XV по первую треть XIX вв. включительно, и в течение того же времени происходил переход политической власти от феодалов к буржуазии. Абсолютная монархия во Франции - так же, как и во всех других европейских странах, где она существовала - была той формой государственного устройства, при которой госаппарат принадлежал одновременно и феодалам, и буржуазии; и чем больше набирала силу буржуазия, чем больше обуржуазивались феодалы, тем в большей мере французская монархия становилась буржуазным государством и тем в меньшей мере оставалась она государством феодальным. Так называемая «Великая Французская буржуазная революция» на самом деле лишь открыла собой заключительный этап буржуазной политической революции, длившейся около четырехсот лет и закончившейся с воцарением Луи-Филиппа. Строго говоря, в 1789-1830 гг. друг с другом боролись за политическую власть даже не феодалы и буржуи, а две фракции французской буржуазии: те полубуржуи, которые еще не перестали драть с крестьян барщину и оброк (хотя в то же время уже вовсю занимались бизнесом, накапливали прибавочную стоимость, торговую и банковскую прибыль) и тем самым еще в какой-то степени оставались феодалами, и те стопроцентные буржуи, которые уже не были феодалами ни в какой степени. Иначе говоря, еще до 1789 года политическая власть во Франции уже была больше в руках класса буржуазии, чем в руках класса феодалов. А это значит, что называть «революцией» только период 1789-1794 гг. означает впадать в такую же ошибку, как если бы мы, к примеру, называли «рождением ребенка» только момент перерезания пуповины уже родившегося на свет младенца. На самом же деле великая буржуазная политическая революция во Франции (часть великой капиталистической социальной революции в этой стране) началась еще в те времена, когда французские короли, боровшиеся с другими тамошними феодалами, начали постоянно опираться в этой борьбе на буржуазию - и, «собирая французские земли» с ее помощью, начинали устанавливать единые юридические и политические условия ведения бизнеса и эксплуатации наемной рабочей силы на французском рынке. Постепенно устанавливая эти условия - то есть чем дальше, тем в большей степени ликвидируя феодальный произвол по отношению к буржуям, - французские короли начинали осуществлять свою политическую власть не только как власть класса феодалов, но и (во все большей и большей мере) как политическую власть класса буржуазии. Первым великим буржуазным революционером во Франции был не Робеспьер, не Мирабо, а Людовик XI. Заключительный же акт великой - и очень долгой - французской политической буржуазной революции хотя и пожрал наследников Людовика XI и ликвидировал институт абсолютной монархии, однако сохранил и укрепил созданную под руководством ряда поколений абсолютных монархов буржуазную государственную машину (см. об этом в марксовом «Восемнадцатом брюмера Луи Бонапарта» - К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., 2-е изд., т. 8, стр. 205-206).
Сказанное выше отнюдь не означает, что в каждой социальной революции та политическая революция, которая включена в нее, продолжается ровно столько же - и ничуть не меньше, - чем эта самая социальная революция. Это вовсе не обязательно; однако даже если политическая революция гораздо короче, чем та социальная революция, которой она присуща, - все равно она представляет собой достаточно длительный процесс, который не сводится к какому-то отдельному моменту обострения политической классовой борьбы: восстанию, перевороту и пр. Другое дело - те политические революции, которые не включены ни в какую социальную революцию. Вот они-то как раз могут полностью заключаться в рамках какого-нибудь отдельного восстания или переворота.
Хотя всякая социальная революция обязательно включает в себя революцию политическую, однако не всякая политическая революция включена в революцию социальную. Так, Парижскую коммуну 1871 г. можно назвать политической революцией: на короткое время политическая власть в Париже перешла от одного класса к другому, от буржуазии к пролетариату, - однако никакой социальной революции при этом не происходило, капитализм во Франции как был до Коммуны, так и остался после нее…
А теперь разберемся с тем, как называть политические и социальные революции. Понятно, что политические революции в любом случае имеет смысл называть по имени того класса, который в ходе этих революций берет в свои руки политическую власть. Захватывает власть буржуазия - значит, эта политическая революция буржуазная; пролетариат - значит, пролетарская; мелкая буржуазия - значит, мелкобуржуазная… А если вдруг мы встречаемся с таким словосочетанием, как «социалистическая революция», то в каком случае оно имеет смысл? - А только в том случае, когда содержащееся в названии революции указание на тот или иной этап общественного развития соответствует тому самому результату, к которому данная революция с необходимостью, закономерно ведет общество. Таким образом, социалистическая революция - это та социальная революция (или присущая ей политическая революция, рассматриваемая отдельно), которая ведет общество к социализму. Если же пролетарская политическая революция происходит до возникновения производительных сил, необходимых для начала перехода общества к социализму, то она не может быть социалистической ни на малейшую долю процента.
Все те меры Октябрьской революции, которые перечисляет тов. Инсаров, есть методы последовательной борьбы пролетариата за свою политическую власть. Эти методы, в тех или иных формах и с той или иной степенью последовательности, могут применяться пролетариатом всюду и всегда, где пролетариат существует и борется за свою политическую власть, - однако до тех пор, пока не были созданы компьютеры и компьютерные системы, все эти меры, как бы полно и последовательно они ни осуществлялись, не могли расчистить дорогу к бесклассовому обществу, а значит, в них не было ничего социалистического. Социалистическими они становятся только с началом НТР, поскольку только возникновение компьютеров и компьютерных систем делает меры, применяемые пролетариатом в борьбе за свою политическую власть, расчищающими человечеству дорогу к общественной собственности на производительные силы. Короче говоря, только НТР наполняет эти меры социалистическим содержанием: без компьютеров, без НТР в этих мерах не было ничего социалистического. Конечно, революция 1917-21 гг. была очень последовательной борьбой пролетариата за свою власть, очень пролетарской; но в ней не было ни капельки социалистического, поскольку производительные силы, необходимые для начала перехода к социализму, - компьютеры и компьютерные системы, позволяющие огромным массам трудящихся быстро обсуждать сложные проблемы и принимать по ним совместные управленческие решения без всяких начальников, - на тот момент отсутствовали во всем мире. И если бы технические средства, дающие миллиардам людей возможность превратиться в единый коллектив, так никогда и не были изобретены, то все последующие пролетарские революции были бы обречены на один и тот же результат, на дурную бесконечность хождения по одному и тому же замкнутому кругу: свергли старых господ - а вожди революции стали новыми господами; свергли и этих господ - и тут же опять их место занимают новые…
Давайте разберемся с уже цитированным выше утверждением М. Инсарова:
«…каждая радикальная, великая, доведенная до конца буржуазная революция делается плебейскими, крестьянскими, пролетарскими массами против верхов буржуазии. Именно поэтому, по словам марксистского историка Французской революции Д. Гэрэна, настоящая буржуазная революция содержит в себе зародыши революции социалистической. Это относится даже к Французской революции, и уж тем больше к революции Октябрьской».
Во-первых, давайте все-таки будем точны в терминах. Та политическая революция, которая делается пролетариями и мелкими буржуа - это пролетарская и мелкобуржуазная, а не буржуазная революция. Конечно, процесс капиталистической социальной революции и включенной в нее буржуазной политической революции может включать в себя, в качестве отдельных этапов, мелкобуржуазную и пролетарскую политическую революцию: примером тому является хотя бы мелкобуржуазная революция во Франции 1793-94 гг. Правда и то, что мелкие буржуа и пролетарии, совершая свою политическую революцию, могут более последовательно доводить до конца экономическое дело капиталистической социальной революции, чем это сделали бы сами капиталисты, будь у них в тот момент политическая власть. Но давайте все же не будем щеголять по видимости диалектической фразой, которая выглядит таковой за счет неточного определения понятий; прежде чем вскрывать диалектическую связь между переходящими друг в друга противоположностями, давайте сперва хорошенько различим их - и четко и ясно определим: капиталистическая социальная революция - это одно, буржуазная политическая революция - это другое, а мелкобуржуазная политическая революция - это нечто третье. И уже потом будем выяснять, как эти три процесса включены друг в друга и развиваются посредством друг друга. И сделаем свой вывод примерно следующим образом:
«Капиталистическая социальная революция осуществляется наиболее радикально, наиболее полно доводится до конца в том случае, когда она на некоторых своих этапах осуществляется посредством мелкобуржуазных и пролетарских политических революций, направленных против верхов буржуазии».
Тут, конечно, нет той красивой диалектической игры слов («радикальная буржуазная революция делается плебейскими массами против верхов буржуазии»), которую так любил Гегель и которой, очевидно по гегельянской привычке, иногда занимается тов. Инсаров. Зато здесь отражена действительная, свободная от примеси туманного спекулятивного фантазирования диалектика исторического процесса: эта диалектика заключается в том, что на том уровне развития производительных сил, который с неизбежностью порождает капитализм и еще не достаточен для перехода к социализму, борьба мелких буржуа и пролетариев за свою политическую власть с той же неизбежностью расчищает путь для максимально последовательного утверждения… капиталистических отношений - и это происходит совершенно независимо от того, чего хотят, к чему стремятся борющиеся пролетарии и мелкие буржуа.
Склонность к спекулятивной (т. е. фантастической, высосанной из пальца и приписанной реальным процессам) гегельянской диалектике очень ярко проявляется у тов. Инсарова, когда он, вслед за Гэрэном, утверждает, что настоящая буржуазная революция содержит в себе зародыши революции социалистической. Как мы помним, он имеет в виду те меры, которые осуществляет пролетариат, борясь за свою политическую власть, и которые действительно были частично осуществлены в ходе мелкобуржуазной политической революции 1793-94 гг. во Франции. Поскольку эти же меры более последовательно осуществлялись в позднейших пролетарских революциях - и еще более последовательно будут осуществлены в процессе грядущей социалистической революции, то можно говорить об элементах социалистической революции в настоящей капиталистической (не буржуазной!) революции. Но не всякий элемент является зародышем. Зародыш социалистической революции - это то, благодаря чему начинается переход человечества к социализму и что обусловливает направление и ход этого перехода, причем обусловливает существенно и многосторонне (точно так же, как зародыш человека существенно и многосторонне обусловливает дальнейшее биологическое развитие организма этого самого человека), то есть определяет… А разве можно сказать о политической борьбе парижских мелких буржуа и руководимых ими пролетариев, что она в 1793-94 гг. определила переход человечества к социализму? Инсаров здесь уподобился тому человеку, который назвал бы зародышем будущего ребенка… систему акушерских приемов, которые были применены при рождении одного ребенка и будут применены при рождении другого. Чтобы дать жизнь последнему, они необходимы; но это вовсе не значит, что они и есть его зародыш… Товарищ Инсаров поступил чисто по-гегельянски: он сконструировал фантастическую генетическую связь между мелкобуржуазной диктатурой в Париже 1793-94 гг. и грядущей пролетарской (и в то же время социалистической) политической революцией - и развертывает фантастическую диалектику этой фантастической связи…
В действительности же зародышем и социализма, и социалистической революции являются новые производительные силы, рожденные НТР - и прежде всего компьютеры, компьютерные системы и компьютерные технологии. С их появлением переход человечества к социализму уже начался - а значит, уже идет социальная всемирная социалистическая революция. Политическая революция пролетариата (которая пока еще не началась - но к ее началу с необходимостью ведет внутренняя логика уже начавшейся социальной революции) будет социалистической именно благодаря наличию компьютеров, а вовсе не потому, что пролетарские революционеры освоят и разовьют опыт своих предшественников (хотя последнее, разумеется, необходимо для победы мировой пролетарской революции). Так что единственная реальная генетическая связь между мелкобуржуазной политической революцией 1793-94 гг. во Франции и начавшейся во второй половине XX века всемирной социалистической революцией заключается в следующем:
вышеупомянутая мелкобуржуазная революция помогла развитию капитализма во Франции;
развитие капитализма во Франции толкало вперед развитие капитализма во всем мире;
мировой капитализм толкал вперед развитие производительных сил человечества, в результате чего во второй половине XX в. появились такие технические средства - компьютеры и компьютерные системы, - с помощью которых человечество уже сейчас может начать превращаться в единый коллектив, а со временем стать таким коллективом в полной мере, окончательно ликвидировав деление людей на руководителей и подчиненных;
благодаря появлению таких технических средств та пролетарская политическая революция, которая прокатится по миру в XXI веке (это произойдет в результате третьего большого империалистического передела мира, предстоящего человечеству - то есть в результате новых больших войн, в которые мир скоро будет втянут мировой буржуазией), завершится не появлением новых господ вместо свергнутых старых, а переходом к бесклассовому обществу.
Именно на том, что до появления компьютеров ничего социалистического в пролетарских революциях никак не могло быть, необходимо делать ударение в нашей пропаганде. Спросите, почему так? - Чтобы ответить на этот вопрос, давайте сначала посмотрим, почему тов. Инсаров настаивает на социалистическом характере тех мер, которые были осуществлены в ходе Великой Октябрьской революции и (менее последовательно) некоторых предшествовавших ей революций. Снова обратимся к его «Ответу товарищу Васильеву»:
«Одним из симптомов царящей сейчас буржуазной реакции является отшатывание даже людей, пытающихся быть революционерами (анархисты, “коммунисты рабочих советов” и т.п.) от уроков Октябрьской революции, показавшей, что для победы пролетариату необходима революционная партия и что освобождение пролетариата невозможно без разрыва со всем буржуазным миром, без насильственной революции, без слома буржуазного государства и установления централизованной диктатуры пролетариата.
Причины отшатывания от уроков централизации и организации, данных Октябрьской революцией, заключаются в зацикленности отрицающих централизацию и пролетарскую диктатуру товарищей на поражении Октября.
Но удивительно не то, что Октябрьская революция потерпела в конце концов поражение, но то, что она сперва одержала победу. Она не может дать нам ответ на вопросы, как предотвратить буржуазное перерождение пролетарского полугосударства и победу новой, вырастающей из самой революции реакции. Но она была и, к сожалению, остается единственной пролетарской революцией, одержавшей победу над старой, традиционной реакцией. Только на ее примере пролетариат может учиться тому, как нужно создавать революционную организацию, свергать буржуазное государство, устанавливать пролетарскую диктатуру и побеждать прущие со всех сторон враждебным походом силы старого мира.
Октябрьская революция потерпела поражение в силу неизбежных объективных причин, исчезнувших к настоящему времени, а не в силу использованных ею средств и методов. Напротив, только открыв заново и используя эти средства и методы, всемирный пролетариат может одержать победу и добиться освобождения.
Октябрьская революция – вершинная точка в освободительном движении мирового пролетариата, его слава и гордость. Все уроки из нее должны быть извлечены, вся ее героическая эпопея должна быть усвоена. На ней нужно воспитываться каждому сознательному пролетарию, –
пока не встанет по всей Земле угнетенный класс и не грянет новая, еще более великая, всемирная социалистическая революция.»
Именно для того, чтобы убедить анархистов и «коммунистов рабочих советов» («рэтокоммунистов», как их обычно называют скалькированным из немецкого языка термином) в необходимости революционной партии и централизованной диктатуры пролетариата для обеспечения перехода человечества к социализму (то есть, иначе говоря, в том, что для победы над своими врагами пролетариату придется на время организоваться более-менее авторитарно - и без этого ему никак не обойтись), и пытается Инсаров доказать - не столько мне, сколько им, - что меры, осуществленные в ходе Октябрьской революции, носили социалистический характер. Как видим, он старается обосновать совершенно правильный практический вывод с помощью ошибочных теоретических рассуждений. Главная психологическая предпосылка рассмотренных выше теоретических ошибок тов. Инсарова заключается в том, что он, к сожалению, зациклился на полемике с анархистами и «коммунистами рабочих советов».
Конечно, этих людей нужно переубеждать, нужно вести среди них коллективистскую пропаганду: очень многие из них могут стать последовательными пролетарскими революционерами, и, разумеется, надо помочь им в этом. Однако не следует строить всю нашу пропаганду в соответствии с их психологией и мировоззрением: раз мы стремимся создать демцентралистскую партию, организующую пролетарские массы для борьбы за их политическую власть, следовательно, наша пропаганда должна быть обращена главным образом к пролетарской молодежи, еще не вовлеченной в политику или вовлеченной в буржуазные политические организации. А эту молодежь, как правило, не нужно убеждать в том, что в боевой организации авторитарные отношения должны несколько преобладать над коллективными (как это и есть в организации, построенной по принципу демократического централизма): в отличие от «продвинутых» анархистов и рэтокоммунистов, простые рабочие прекрасно понимают, что для того, чтобы победить в бою, нужны командиры, приказы которых исполняются беспрекословно (иначе противник опередит и разобьет нас) и которые могут быть переизбраны своими подчиненными не совсем уж в любое время (иначе противник опять-таки будет раз за разом опережать и разбивать нас). Зато чего современные рабочие обычно не понимают - так это того, почему все успешные восстания их братьев по классу до сих пор приводили только к тому, что на место свергнутых старых господ тут же приходили новые. В подавляющем своем большинстве современные пролетарии - так же, как и современные обыватели вообще - думают, что иначе и быть не может и что деление на начальников и подчиненных заложено в природе человека. Нужно объяснять им, что это не так - и что все дело только в том, что до сих пор в руках у революционных пролетариев не оказывались компьютерные системы. Нужно растолковывать рядовым наемным работникам, что, поскольку компьютеры сегодня широко распространены даже в не самых богатых странах, а компьютерная грамота за последнее десятилетие сильно упростилась и продолжает упрощаться, после свержения власти буржуев и развала их государственного аппарата бывшие пролетарии смогут быстро наладить плотный контроль над руководителями и переизбрание их в любое время в сфере управления производством и распределением - и затем постепенно, по мере уничтожения своих классовых врагов и развития информационных технологий, переходить к принятию любых управленческих решений во всех сферах жизни общества вообще без всяких руководителей. Короче говоря, нужно всячески подчеркивать, что только с появлением компьютеров эксплуатируемым трудящимся открылся свет в конце тоннеля, что только борьба современных пролетариев открывает эру освобождения трудящихся; нужно настойчиво разъяснять - то, что до начала НТР пролетарские восстания не приводили к уничтожению эксплуатации человека человеком, не имеет ровно никакого значения для пролетариев эпохи НТР. Нужно изо всех сил настаивать на том, что до НТР пролетарские революции никак не могли быть социалистическими ни в каком смысле и ни в какой мере - а вот пролетариям эпохи НТР, избранным судьбой, суждено совершить скачок из царства необходимости в царство свободы. Только так можно сделать современного пролетария уверенным в себе революционером.
При этом мы, разумеется, должны ясно осознавать, что еще долго - скорее всего, до ближайшей большой империалистической войны - отклик на нашу пропаганду со стороны пролетариев (и, в частности, пролетарской молодежи) будет очень слабым. До поры до времени всякие оппортунисты и фашисты будут иметь в пролетарской среде больше успеха, чем мы: при монополистическом капитализме пролетарские массы настолько атомизированы (иначе говоря, в системе отношений между пролетариями современного большого города до такой степени преобладают отношения индивидуальной собственности и индивидуального управления), что восприимчивыми к мысли о совместной интернациональной борьбе за свою диктатуру они смогут стать лишь тогда, когда этот капитализм доведет их до крайней степени отчаяния, когда они почувствуют, что терять им больше нечего. А до тех пор, пока это не произойдет, нам суждено оставаться небольшой сектой. Быть сектой - это само по себе вовсе не порок; существование в форме секты есть единственно возможная форма существования пролетарских революционеров в период упадка и буржуазного перерождения рабочего движения. Пороком наше сектантское бытие станет в том случае, если мы саму нашу пропаганду сделаем сектантской - элитарной, обращенной главным образом не к массам, а к кучке профессиональных революционеров из других сект. Парадокс нашего бытия состоит в том, что если мы хотим быть последовательными пролетарскими революционерами, то должны постоянно обращаться к массам, предлагая им революционную программу действий - и даже если эта программа не пользуется никакой популярностью, даже если массы нас не слушают и не хотят слушать, все равно мы должны упрямо обращаться с той же самой программой именно к ним, и лишь во вторую очередь к маленьким «продвинутым» левым группам (хотя именно последние слушают нас сегодня с бoльшим интересом, чем массы). Бесспорно, в таком способе политической жизни есть нечто шизоидное - но только ведя такой шизоидный способ жизни, можно остаться пролетарскими революционерами в эпоху упадка и, не переродившись, дождаться-таки того момента, когда революционная программа действий найдет отклик у широких пролетарских масс. Диалектика современного капитализма вообще крайне шизоидна и абсурдна - но эффективно способствовать тому, чтобы капитализм взорвался под давлением своих внутренних противоречий, могут лишь те, кто хорошо освоил эту абсурдную диалектику.
Однако хотя мы и вынуждены вести несколько шизоидную политическую жизнь, чтобы не впасть в «реалистический» оппортунистический маразм, но мы вовсе не должны ошизеть настолько, чтобы обращаться к широким массам пролетариев с пропагандой, рассчитанной на анархистов и рэтокоммунистов. Лучше уж обращаться к последним с пропагандой, рассчитанной на обычных пролетариев. Если же тот или иной анархист или рэтокоммунист воспримет наши доказательства несоциалистического характера всех мер Октябрьской революции как подтверждение своих ошибочных мнений о ненужности демцентралистской партии и элементов авторитаризма в диктатуре пролетариата, то это не наши, а его проблемы. Именно от него, а не от нас отмахнутся пролетарии, когда они наконец-то начнут свою политическую революцию; именно нашу, а не его программу действий они примут. Он же потом и будет себе локти кусать из-за того, что вовремя не примкнул к нам… А мы что же? - Нам, разумеется, тоже будет жалко, что он вовремя к нам не примкнул; но лучше уж потерять нескольких «продвинутых» леваков, чем снизить качество и эффективность, а самое главное, уменьшить истинность пропаганды, адресованной пролетарским массам.
